Прежде всего, важно заметить, что фраза «владеть землей» в самый разгар переселенческой политики имела лишь условный смысл, ибо по закону земля, на которой устраивались переселенцы, принадлежала казне, а переселенцы, до издания нового закона, являлись лишь ее наследственными пользователями, за уплату оброка. Следовательно, если речь заходит о подворном или общинном владении, то следует разуметь это как собственно формы общинного или подворного пользования землей.

Итак, на переселенческих участках отсутствовало частное право на землю, т.е. землей можно было пользоваться, но не распоряжаться (ни продать, ни подарить другому лицу ее было нельзя). Этого права переселенцы были лишены. За ними было оставлено только право пользования, т.е. меньше чем то, что принадлежало западным чиншевикам, которые могли учесть в свою пользу при передаче участка другому, разницу в стоимости земли прежде и теперь. И, тем не менее, на этих землях, представлявших государственный фонд, довольно прочно устраивались и малороссы, и литовцы, и выходцы их прибалтийских и юго-западных губерний. Здесь они мирились с неполным правом на землю, обживались, и если успевали создать себе благосостояние, то и не думали о возврате на родине, где господствовало частное право на землю.

Как же пользовались землей здесь, в области государственного земельного фонда? Просматривая записи, касающиеся земельных распорядков, автор усмотрел общее, за малым исключением, для всех поселков обстоятельство, что в первое время пользование землей (речь идет о пахотных угодьях и покосах), каждый хозяин пахал, где и сколько ему угодно. Из 160 поселков, в которых наблюдалось использование земли, такое захватное пользование, свободная запашка, была отмечена в 115 поселках, т.е. в 72%, и только в 45 поселках сразу же по водворении приступили к дележу земли. Иногда только устанавливали норму распашки, - площадь, предназначенную к распашке в определенном для каждой семьи, или иной раскладочной единице, размере. При вольной запашке каждый захватывал, где и сколько хотел, и во многих случаях попадались записи, что богачи распахали сотню и больше десятин. Конечно, вольная запашка являлась показателем многоземелья. Период вольного захвата земли был весьма различен, начиная с 1-2 лет со дня образования поселка и кончая десятком и более лет. Прекращать практику захватного пользования обычно побуждало стеснение в земле, вследствие чего начинались споры, столкновения, кончавшиеся драками. Особенно часто мысль о разделе земли, об уничтожении вольной запашки возникала у вновь прибывающих на заселенный участок. Новоселы, вероятно, под свежим впечатлением земельных распорядков на родине, требовали себе земли в таком же количестве, как у старожилов. Нередко также инициаторами раздела земли и вообще упорядочения землепользования являлись более слабые хозяева, за счет которых богачи расширяли свое хозяйство. Последние же неохотно расставались с порядком, позволявшим им беспрепятственно захватывать землю в любом количестве. В целом ряде поселков (в Канкринском, Никольском и других) имелись указания, что разделу земли противятся богачи.

«Бедные согласны бы поделить, говорили в пос. Новорыбинском, Акмол. у., да богатые не дают, торгуются землей; распашет да продаст: матушка-степь большая, он работает, да работает. В поселок каждый год народ прибывает, и с ними плохо: земля не разделена, он куда хочет, туда заедет и пашет, никого не спрашивает. Есть такие, что попахали кругом томарчиков (болотцев), где весной вода стоит, и другим воду загородили. Каждому охота только поближе. Один обчертил уже свою землю, а другой ее возьмет и распашет».

В поселке Никольском того же уезда крестьяне говорили:

«Надо делить, настолько надо, что ровно бесхозяйственное дело теперь. Из-за того, что земля не делена, кортомит иной землю, забирает у бедных сколько придется, а бедный сдает больше, чем следует. Всякой год суждение насчет переделу имеем... Поаркаемся, поаркаемся, да разойдемся. Вражда идет только. На 12 лет переделить бы надо, вроде как ревизия чтобы была. Побоялись, что тогда хуторами жить придется, и отказались».

В поселке Канкринском «против правильного передела всей земли и неизбежной при этом проверки пашни, захваченной каждым, высказывались прежде всего богачи (многодушные). «Из-за этого у нас и вздор идет», жаловались требовавшие раздела.

В этих отзывах, а также и во многих других, наряду с сетованием на захваты земли богачами, указывалось на необходимость урегулирования поземельных отношений. Местами к этому приступили и делили землю в натуре, местами же, в ожидании правильного раздела, устанавливали норму распашки на душу и штраф за перепашку. В поселке Григорьевском Петропавловского уезда был установлен штраф в 2 рубля с лишней десятины, в поселке Раевке (там же) - до 5 рублей. Из-за этого богачи были поставлены в необходимость входить в арендные договоры с бедняками (на что указывалось в поселке Богдановском, Петропавловского уезда): «кто чувствует за собой перепашку, тот берет у слабосильных года на 2 из распашки».

Л. Чермак указывал еще на то, что вольной запашкой, захватным правом на землю, широко пользовались все, без различия врожденных привычек к тем или иными формам поземельных отношений, и общинники, и подворщики. Попадая в условия сравнительного приволья казахской степи, переселенец быстро осваивался с ним и поступал так, как подсказывали ему обстоятельства. И выходцы из того края, где особенно прочно чувство права частной собственности на землю, не упускали своей выгоды и распахивали «общественную» землю сколько могли.

Как же решали переселенцы вопрос об установлении порядка в земле? Переселенцы требовали делить земли, и местами действительно производили раздел в натуре. Например, в поселке Явленном, Петропавловского уезда:

«В 1885 году, первый год посева, еще в колках снег лежал, поделили по 15 саж. (длиной на 50) на приписную душу. Пластов этих хватило, в указанном количестве на душу, на 500 душ. Затем первые 8 лет пахали целину «зря, кто сколько хотел, самовластно». Были такие богачи, что пораспахали десятин до ста. Уездным начальником тогда было приказано распределять по количеству распашки платежи. На десятину распашки падало в разные года различно, от 90 коп. до 1 руб. 20 к. Но это мало помогало делу богачи продолжала захватывать лучшие земли, а распашек своих всех не показывали. В 1891 году разделили всю землю под пашню первый раз, на приписные души, по норме в 6,5 дес. У богачей при этом переделе всю лишнюю землю, все-таки, отобрали. Были у иных такие излишки сверх нормы, что из этих излишков десяти хозяевам наделяли. По приговору 15 апреля 1901 г. земля переделена снова на 1 147 наличных душу. Кто хотел, мог взять и меньше своих наличных душ, а излишние, отсюда, наделы брались желающими. Срок этого коренного передела был установлен 12-ти летний. Норма на душу понижена была до 6 дес.».

В данном случае восторжествовал общинный принцип: земли разделили по душам, не по числу приписных, а по числу наличных к последнему переделу, который состоялся в 1901 году. Этих наличных душ оказалось уже в 1,5 раза больше, чем приписных, следовательно, при таком переделе каждая приписная душа наделялась 10 десятинами вместо законных 15, и, тем не менее, раздел состоялся. Нужно полагать, что немало было переговоров и весьма бурных, прежде чем состоялся такой раздел. Далеко не всегда, однако, вопрос решался так, как в Явленном. В Ксенивке (Омский уезд) шли долгие, так и не закончившиеся, споры «на какие души резать землю; у кого новорожденных мальчиков со времени приписки не прибавилось, те не согласны делить на наличные, остальные не хотят на приписные». В поселке Детровском Петропавловского уезда, крестьяне, отказавшись «от раздела навечно» так как земля не равная, решили разделить:

«по-российски: на 12 лет, а через 12 лет кидать на те же приписные души жеребья и обменяться полосами. «А на новые души все-таки согласия не будет», хотя об этом и разговора пока нет. Надеются, что «через 12 лет и прирезка какая-нибудь на новорожденных будет. Тогда может быть и на новорожденные поделим. Когда делить будем, тогда присоветуем».

Оба поселка были заселены преимущественно малороссами. В поселке же Мало-Владимирском Семипалатинского уезда после долгих разговоров было решено разделить все земли на наличные души без различия старожилов и новоселов, начиная с 10-ти летнего возраста, на срок 12 лет, при чем через каждые 3 года исключать умерших и убывших, а малолетних, подошедших к 10 годам наделять, делая только передвижку в десятках. Поселение поселка на целую треть было украинским.

Несомненно, национальность населения поселков должна была сказываться на том или ином отношении к разделу земли, и не было ничего удивительного, что во многих поселках со смешанным населением возникали бесконечные распри о преимуществах подворного или общинного владения. Возникновению этих вопросов немало способствовала и местная бюрократия, в лице переселенческих и крестьянских чиновников, постоянно предлагавшая переселенцам переходить к подворному владению. Отношение переселенцев к подворной форме было весьма разнообразно. Одни относились к ней сочувственно, пытались осуществить ее и осуществляли. Другие, относясь к ней сочувственно, находили местные условия совершенно неподходящими для ее осуществления. Наконец, третьи относились к ней отрицательно и даже, пожалуй, враждебно, подобно тому, как первые относились к общинной форме. Во многих поселках на предложение чиновника перейти к подворному или хуторному владению переселенцы отвечали отказом без объяснения причин, и для исследователя остались невыясненными причины отказа.

«Предлагало начальство перейти на подворное, говорили в пос. Покровском Петроп. у., чтобы у каждого земля вся стеклом была, да мы даже и внимания не взяли»

В других говорили, что разделяться подворно нельзя - «земля очень неравная» (Константиновка, Акмолинский уезд, Петровское, Петропавловский уезд, Рославка, Омский уезд и другие). В поселке Павловка Омского уезда орловец говорил: «как это я через чужую землю ездить буду...». «Спаси Бог от этого», отзывались пензенцы из поселка Рождественского Петропавловского уезда, «у нас больше солонцов, да кочек, да талов; кому одна неудобь упадет, что он с ней делать будет?». «Однако, полтавцы в том же селении соглашались поделиться «навечно»; а в поселке Ольшанском того же уезда полтавцы же были против подворного раздела из-за пестроземелья: «один будет сыт, а другой втекай, куда угодно...». В селении Полтавка украинцы также были против, ибо при подворном владении «иной век несчастным будет». В селении Ночка переселенцы объяснили, что «всякий случай бывает с хуторской-то: у кого много земли, а он бессильный станет, а у кого много душ - у того земли мало стать может». Последнее возражение было продиктовано сочувствием к «поравнению земли». В поселке Сосновском, Акмолинского уезда:

«Одним крестьянином заявлено было, между прочим, желание получить на все 7 его душ обособленный участок. «Он, думает, умнее всех нас, обыграть нас хочет, все общество связать», замечают по этому поводу крестьяне. «У нас и в России земля на души была, у нас этого (подворного владения) не будет. На 3, на 4 года, на 10 лет разделить можно; а навечно делить - драки много будет, придется ее по сортам делить. Шли сюда на вольные царские земли, да друг дружку давить будем?».

Отмечу, что и хохлы не всегда являются противниками поравнения: так, в пос. Святодуховском исследователем записано:

В приговоре от 15 сентября 1900 года говорится, между прочим, что «на основании 51 статьи Положения о крест. и Высочайше утвержденных правил от 22 июля 1900 года о подворном и хуторском устройстве на переселенческих участках в Сибири и Степном генерал-губернаторе, единогласно постановили мы предоставленную вам землю, находящуюся в общинном нашем пользовании распределить на подворные участки». «Навсегда предлога не было», поясняют при этом крестьяне. «Писарь спрашивал: чи на 3 поля чи на все души вместе желаете получить землю? По хуторному не согласились. А подворно, это стало быть сусид около сусида; так мы и соглашались. А не то чтобы навечно, хоть бы и на 3 поля. Так мы и полагали, что через время которые души обмерли, будут снимать, а у кого прибавится, наложат на него».