В материале использован труд доктора исторических наук Владислава Геннадьевича Кокоулина «Белая Сибирь: борьба политических партий и групп»

В социально-экономическом и в национальном вопросе политика колчаковского правительства претворялась в жизнь более дикими и зверскими методами, чем то было у меньшевиков и эсеров на начальном этапе Гражданской войны. Всюду устанавливалось неограниченное господство военщины. Колчаковское правительство выступало за неделимую, великодержавную в существовавших до войны границах буржуазно-помещичью Россию. Оно признавало право наций на культурное самоопределение, но лишь при сохранении первенствующего положения православной церкви. В.А. Демидов в своем труде «Октябрь и национальный вопрос» писал, что у Колчака были противоречия не только с эсерами и меньшевиками, но и с деятелями национального движения: «В системе колчаковской диктатуры буржуазно-националистические и феодально-клерикальные элементы выступали послушным орудием кадетско-монархической реакции, но их националистические интересы противоречили великодержавному курсу русской белогвардейщины. Вот почему колчаковцы не только осуществляли жёсткое давление на своих партнёров по контрреволюции, но и подвергали репрессиям отдельных деятелей». Автор также утверждал, что «буржуазные националисты поддерживали кровавую диктатуру Колчака, так как видели в ней надёжное средство сохранения своего классового господства», подтверждая этот тезис анализом деятельности Каракорума, Бурнардумы, мусульманского управления внутренней России и Сибири, Башкирского правительства и Алаш-Орды. В противоположность колчаковской политике большевики проводили линию на укрепление связи между пролетариатом и крестьянской беднотой вне зависимости от национальной принадлежности, объединяя их против белогвардейцев и интервентов.

Колчаковское правительство продолжило национальную политику Временного Сибирского и Временного всероссийского правительств, но их методы стали «грубее», а неприязнь к национальным движениям «откровеннее». К примеру, Башкирское правительство, формально упраздненное в ноябре 1918 года, продолжало свою деятельность.

Колчак, стремясь ликвидировать самостоятельность башкирского войска, 21 ноября упразднил все управления кантонных башкирских воинских начальников, башкирское войсковое управление, башкирский военный совет и штаб отдельного башкирского корпуса. Все дела формирования, укомплектования, обучения башкирских частей, а также управление этими частями, их имущество, личный состав, также башкирская войсковая типография передавались командующему армией генералу Дутову. Один из руководителей башкирского национального движения А.З. Валидов вспоминал:

«Генерал Дутов был правой рукой Колчака, он немедленно стал выполнять приказы и урезал снабжение боеприпасами нашего войска. Внезапные и радикальные меры сразу же начали осуществляться в отношении 3-го полка, который отделился от русских частей на линии железной дороги Самара – Златоуст. Отказавшись подчиниться приказу Колчака о сдаче оружия, бойцы 3-го башкирского полка сопротивлялись 2 недели. Такое отношение Колчака к 3-му башкирскому полку, столь героически сражавшемуся против красных, диктовало соответствующее поведение другим башкирским полкам в случае, если они попадут в руки верховного правителя».

З.В. Тоган, «Воспоминания»

Башкирское правительство пыталось арестовать Дутова, соответствующий приказ был отдан командирам 1-го, 2-го и 5-го башкирских полков Г. Тагану, Г. Аитбаеву и К. Низамутдинову. Однако это стало известно Дутову, и он принял меры: вывел из Оренбурга 4-й башкирский полк, а сам выехал на бронемашине из Оренбурга в расположение верных ему казачьих частей.

Следует отметить, что не все башкиры поддерживали Башкирское правительство. Так, уполномоченные башкирских волостей Челябинского уезда М.Г. Курбангалиев, С. Ахметжанов и Ш. Фахрисламов 22 ноября телеграфировали Колчаку: «Мы, уполномоченные башкир от имени своих доверителей шлём Вам самые горячие искренние пожелания и верим, что Россия под управлением Вашим будет выведена на путь спасения, а мы избавимся от своего башкирского полубольшевистского правительства».

Органы Башкирского правительства продолжали работать на местах и, как и прежде, входили в противоречие с земскими органами. Существовали конфликты между земскими и кантональными органами, нарастала конфронтация и шла эскалация конфликтных ситуаций. Простого решения этого конфликта не существовало. Попытка колчаковских властей применить вооруженную силу натолкнулась на угрозы применить такую же силу в ответ.

Колчаковское правительство еще могло терпеть башкирские войска, если бы они воевали только с большевиками, однако допущение национальной автономии противоречило великодержавной политике белой власти. Единственным, кого Башкирское правительство считало своим союзником, были чехословацкие отряды. Валидов всерьёз рассчитывал на вмешательство чехов. Поэтому 14 декабря он написал письмо своим соратникам в Оренбург Султанову, Ишмурзину, Ибрагиму Исхакову, мулле Абульхаиру, мулле Мухаммадею, мулле Габдулнасыру и Нуриагзаму, в котором он изложил свое видение обстановки и ближайшие задачи башкирского национального движения. Он писал, что если чехи оставят Россию, то положение башкирских частей будет очень тяжелым, поскольку на союзников нет никакой надежды. Он сообщил им, что Дутов, воспользовавшись телеграммой Курбангалиевых Колчаку, «старается возбудить смуту и скандал в наших полках». Тем временем колчаковская пропаганда, стремясь привлечь на свою сторону башкир, клеймила Башкирское правительство:

«Незначительная часть башкир, презревшая вековое сотрудничество своих отцов и дедов с русским населением на ниве мирного труда и на полях ратных, обнаруживает ныне стремление к государственной самостоятельности, забывая, что преуспеяние и развитие культурно-хозяйственной жизни башкирской народности возможно только в составе Великой России Правительство государства Российского не посягнёт ни на вашу веру, ни на ваш быт национальный и хозяйственный, ни на ваши земли. Оно вам, как и всем многочисленным народностям, под державою его стоящим, сохранит право благополучного самоуправления, в вопросах местных, обеспечив всей полнотой своей власти порядок и законность в управлении, безопасность личную и имущественную, и свободу мирного национального развития под сенью государственности».

Обращение «Башкиры», подписанное А.В. Колчаком

«Тяжёлые дни настали для свободных детей башкир. Самозванец Валидов и его приспешники продались красным и перешли на их сторону, чтобы с ними грабить народ. Они возмутили народ против верховного правителя адмирала Колчака и против казаков. Безумцы! Они не поняли стремления верховного правителя, казаков и союзников создать единство и правопорядок в России. Чтобы оправдать себя, Валидов говорит: «Верховный правитель не считается с башкирским народом – он не дал ему ни вооружения, ни денег, ни продовольствия». Это ложь!».

Воззвание «От казаков к башкирскому народу»

Одновременно Колчак принимал все меры, чтобы ликвидировать Башкирское правительство. Так, штаб Западной армии белых, предписывая командиру 22-го Оренбургского казачьего полка «подчинить себе части башкирских войск», одновременно приказывал: «Неповинующихся разоружить». А начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Д.А. Лебедев передал командующему Западной армией генералу М.В. Ханжину телеграмму следующего содержания: «Верховный правитель повелел найти и арестовать главу Башкирского правительства Валидова, предать полевому суду за государственную измену». На это начальник штаба Западной армии генерал-майор Г.М. Щепихин предлагал следующее: «Сначала необходимо ликвидировать опору Валидова – кантонные отряды. Взять Валидова силой – недопустимо. Народ объяснит себе это как удар против него. Валидова надо удалить политически, чтобы его развенчал сам народ». После этого арест Валидова был отложен.

Занятие Красной Армией в начале января Уфы, очищение от белых ряда башкирских уездов, сдача казаками Оренбурга и освобождение от белых Уральска изменили положение Башкирского правительства. Со сдачей Оренбурга генерал-лейтенант атаман Дутов потерял важнейший стратегический пункт. Перебазировавшись в Орск, он направил в Омск донесение: «Ко мне прибыла делегация башкир с просьбой оружия, денег, помощи. 9-я Башкирская дивизия совершенно небоеспособна, слаба, малочисленна». Дутов предлагал придать башкирским частям характер партизанских отрядов, «где допустима импровизация и известная несогласованность», считал возможным «дать им некоторое количество винтовок старой системы» и просил влить их в его армию, «имеющую острую нужду в пехоте».

Со сдачей Оренбурга башкирское войско оказалось на переднем фланге борьбы с Красной Армией. Эту ситуацию попытались обратить в свою пользу как Валидов, так и Дутов и Колчак. Для иллюстрации изменившихся взаимоотношений воспроизведем два характерных документа.

31 января А.З. Валидов вышел на связь со штабом Западной армии в Челябинске, сообщая, что у него в войске очень много мобилизованных, но полное отсутствие денег и вооружения. Он просил выделить ему деньги и 3-4 тыс. винтовок. Он обращался к колчаковскому правительству c просьбой соединить 3-й Башкирский полк с другими башкирскими частями и направить его через Белорецкий завод, а также обвинял Дутова: «Дутов сдал Оренбург и теперь, по-видимому, хочет свалить вину. Я, по крайней мере, так понял по разговору по прямому проводу». В тот же день Г.М. Щепихин сообщил из Челябинска Колчаку:

«Брать в свои руки в данный момент организацию башкир не могу, ибо, раз генерал Дутов с ними в течение года ничего не сделал при благоприятной обстановке, то браться за организацию и рассчитывать на успех вряд ли возможно. Зная башкир, могу доложить, что в умелых руках это отличный материал и, если изъять главарей-политиканов и обособить их от генерала Дутова, [сосредоточить] в руках талантливого организатора, то можно будет через месяц получить приличное войско. Присылка [к башкирам] людей, не знающих этот народ, может нанести лишь вред»

«Национально-государственное устройство Башкортостана»

Но инициатива уходила от белых, и Валидов, не желая уходить на подконтрольную белым территорию, попытался связаться с Советским правительством. От них Башкирское правительство добивалось признания автономии, обеспечения войска и правительства деньгами и продвижение фронта до Челябинска. Уфимский губревком заверил, что он поддерживает идею автономии, но ничего конкретного не пообещал. Однако через некоторое время соглашение было заключено: башкирам гарантировалась амнистия всем членам Башкирского правительства и автономия при условии прекращения военных действий против Красной Армии и организации у них Советской власти.

18 февраля обе стороны подписали проект предварительного договора между Башкирским и Советским правительствами. Башкирское войско переходило на сторону Красной Армии и начинало борьбу с Колчаком и Дутовым. Однако окончательное подписание договора затягивалось Советским правительством.

Кокоулин сообщал, что переговоры с Советской властью были для Башкирского правительства вынужденным шагом, поскольку параллельно с этими переговорами Валидов пытался найти общий язык с командующим Западной армией генерал-лейтенантом М.В. Ханжиным. Свои соображения Валидов связывал с задачей борьбы с большевизмом, с Советской властью как «общим врагом» башкир и белого воинства – армий Ханжина и Дутова.

Командование же Колчака всякими обещаниями и подкупами, с одной стороны, и жестокими репрессиями, с другой, пыталось удержать башкирские части на своей стороне. Командующий Западной Армией генерал Ханжин, командир 6-го Стерлитамакского белогвардейского корпуса генерал Печёнкин, атаман 2-го округа белоказачьих войск Захаров – каждый от своего имени и от имени Колчака выпустили обращения, в которых призывали башкир одуматься пока не поздно, не следовать за теми, кто перешёл на сторону Красной Армии. Они обещали скорую победу над большевиками и всякие блага.

Столкнувшись со столь явным проявлением великодержавных тенденций и не желая оставлять территорию Башкурдистана, Башкирское правительство подписало 27 февраля предварительный договор с Советским правительством. Колчаковское правительство тем временем поняло, что поступило с башкирским войском и Башкирским правительством весьма неосмотрительно. В качестве обстоятельств перехода назывались неосведомлённость башкир о целях Всероссийского правительства, агитация большевиков, усталость башкирских частей от боевых операций, недостаточная обеспеченность этих частей боевыми средствами.

Колчаковские власти продолжили политику Временного Сибирского правительства и Директории в отношении Алаш-Орды. Она характеризовалась двумя моментами: 1) поскольку существование автономных государственных образований противоречило политике великодержавия колчаковского правительства, то последнее обвиняло правительство алашордынцев в национальном сепаратизме; 2) однако то же колчаковское правительство поддерживало верхушку алашордынцев, обещавшую создать военные части из казахов для борьбы с общим врагом – «большевизмом». Позиция колчаковского правительства по отношению к Алаш-Орде была обозначена в начале декабря 1918 года на страницах омской правительственной газеты:

«Увидя, однако, свою изолированность (на Государственном совещании в Уфе) и сплоченную группу твердо государственных элементов, эсеры позаботились укрепить свою позицию, привлекши на свою сторону различные инородческие представительства во главе с Алаш-Ордой. Эсеры, играя на идее равноправия национальностей, горячо отстаивали и Алаш-Орду, и Башкурдистан, и несуществующее Туркестанское правительство, и какое-то доселе никому неизвестное Правительство тюрко-татар внутренней России и Сибири. Те, кто был на Челябинском и Уфимском совещаниях, хорошо знают, каков был результат этой «предварительной обработки». Во всех спорных боевых вопросах: о месте Государственного совещания, об ответственности власти перед Учредительным собранием, о количестве членов Директории, о персональном её составе, все представители национальных инородческих правительств, как один, всегда голосовали заодно с эсерами»

Правительственный вестник (Омск)

1918, 6 декабря

11 февраля 1919 года в Омске состоялось предварительное совещание «по вопросам административно-хозяйственного устройства кайсак-киргизского народа» с участием руководителей алашордынцев А. Букейханова, В. Таначева и А. Турлыбаева. А. Букейханов в своём выступлении разъяснял:

«Мы пришли сюда как братья. Киргизский народ не питает сепаратистских замыслов. Мы западники. В своём стремлении приобщить народ к культуре не смотрим на восток. Получить культуру мы можем через Россию, при посредстве русских. Мы пришли сюда с единственным желанием устроить порядок, необходимый для того, чтобы страна могла дойти до Учредительного собрания»

Цитата Сушко А.В. «Процессы суверенизации народов Сибири в годы Гражданской войны»

Омская кадетская газета одобрительно отозвалась об этом выступлении:

«В этом самоопределении «кайсак-киргизский народ» во главе с правительством Алаш-Орды не видит отделения от России и считает своим долгом перед родиной работать рука об руку в контакте с государственно мыслящими людьми, идущими навстречу к возрождению России»

Цитата Сушко А.В. «Процессы суверенизации народов Сибири в годы Гражданской войны»

Однако на совещании 11 февраля каких-либо конкретных решений принято не было.

Поэтому не удивительно, что алашордынцы точно так же, как и Башкирское правительство, начали переговоры с Советской властью. 28 марта 1919 года военком Тургайской губернии Токарев отправил из Актюбинска В.И. Ленину письмо о том, что в Тургае организован казахский военный отряд, который заставил признать сторонников А. Букейханова, таких, как Байтурсунов и других, Советскую власть. Байтурсунов выехал для переговоров в Тургай и в качестве одного из условий признания Советской власти предлагал объявить амнистию алашордынцам в случае их раскаяния, поскольку они – «люди интеллигентные, пользующиеся популярностью среди киргиз».

Ярко колчаковская национальная политика проявилась по отношению к Национальному управлению мусульман тюрко-татар внутренней России и Сибири. В связи с тем, что Уфа была занята Красной Армией, Духовное управление мусульман и Национальное управление перебазировались в Петропавловск. 25 ноября муфтий Галимджан Баруди посетил Омск, где он постарался наладить отношения с новым правительством. В конце ноября 1918 года в петропавловской газете «Приишимье» появилось обширное интервью с временным председателем Национального управления. В нём председатель поведал о том, что работа была почти налажена, но после установления Советской власти в апреле 1918 года было разогнано Национальное управление, а часть его членов арестована. Однако Национальное управление продолжало борьбу, только теперь не вооружённую, а агитационную, призывая тюрко-татар к борьбе с большевизмом. Это сыграло свою роль после чехословацкого выступления, когда тюрко-татары пошли в ряды Народной армии. Но после того, как большевики отвоевали обратно Казань, Симбирск, Самару и подошли к Уфе, Национальное собрание эвакуировалось в Петропавловск.

В начале января 1919 года Центральное национальное управление мусульман тюрко-татар обратилось к председателю Совета министров колчаковского правительства с просьбой разрешить функционирование органов культурно-национальной автономии «в том их виде, в каком они предопределены постановлениями Национального собрания тюрко-татар». На это председатель Совета министров заявил, что «считает существование такого Национального управления с широкими функциями без территории и без подчинения какому-либо центральному управлению Всероссийского правительства явлением ненормальным и подлежащим ликвидации». Мотивы отказа в признании Национального управления излагались в докладной записке управляющего Советом министров, в которой он, что распад «русской государственности» начался с развития центробежных национальных сил в Финляндии, на Украине и т.д., а на востоке страны выразилось в образовании Алаш-Орды и Башкурдистана.

Таким образом, колчаковское правительство выступало не только против территориальных автономий типа Башкурдистана или Алаш-Орды, но и культурно-национальных в лице Национального управления мусульман тюрко-татар.

В значительно меньшей степени колчаковское правительство было озабочено национальным движением среди алтайцев и хакасов, по-видимому, в силу их географической удалённости по сравнению с Оренбургом, Уфой или Петропавловском от сибирского центра белого движения, предоставляя урегулирование отношений с ними местным властям. Но даже там великодержавная политика белых вошла в противоречие с национальными устремлениями этих народов.

Таким образом, считать деятелей национального движения сторонниками Колчака или большевиков нет оснований. Конечно, существовали объективные противоречия между стремлением деятелей национального движения к автономии и великодержавной политикой колчаковского режима. Точно также были противоречия между политикой сохранения национального единства и интернационализмом большевиков. Деятели национального движения старались выбрать «третью» линию – независимости или автономии от тех и других, но в условиях обострения социально-классовых противоречий она оказалась неосуществимой. Этим и объясняются колебания между лагерями лидеров национального движения в годы Гражданской войны.