Сегодня  мы являемся не только свидетелями, но участниками интереснейшего, на мой взгляд, и  где-то порой  драматического исторического процесса Планетарного масшатаба, под названием – глобализация, когда из-за торжества идеи о «Цифровом Человеке-космополите», выражаясь словами глобалистов «оставаться местным уже архаично»,  и в  то же время ощутимая девальвация социокультурных ориентиров обостряет в нас  некое состояние «кризиса  идентичности».

При проекции же данного явления на уровень политических организмов аналогичное настроение мы наблюдаем и в  том, что активно участвуя в Диалоге культур и рассматривая всевозможные зоны контактов, современные мульткультурные общества строго стоят на страже  исторической памяти, истоков своих традиций и ценностей.  

Безусловно, подобные ответы на вызовы современности   вполне объяснимы с точки зрения инстинкта самосохранения, будь то отдельно взятого человека, общества либо государства, вынужденного выработать определенный иммунитет на провокации изменяющейся на его глазах картины мира.

Следовательно совершенно логичным  также выглядит то, что концепт идеологии любого современного, созидающего государства основан на исторической преемственности, традициях, ценностях. И ярким примером тому является  стратегия нашего государства, направленная на духовную модернизацию – «Рухани жаңғыру» общественного сознания. Ведь действительно, как совершенно справедливо отмечает Елбасы Н.А. Назарбаев, «без опоры на национально-культурные корни модернизация повиснет в воздухе, превратившись в пустой звук».

Надо сказать, что пресловутая глобализация внесла коррективы и в научный дискурс. Так, в рамках нового геоформата науки рассмотрение любого вопроса вне зависимости от нашего желания будет носить всеобъемлющий характер. Следовательно, рассматривая государственность, мы не вправе ограничиваться лишь изучением внешних атрибутов, юридических аспектов оформления данного социополитического института без учета аксиологических оценок ее внутренней природы.

Ибо только ценностное измерение государства, либо государственности как социокультурного института, призванного служению во имя и во благо человеческого общества раскрывает подлинную сущность различных его типов и вариаций. Вот что писал об этом Гегель: «Государство, его законы, его учреждения суть права составляющих государство индивидуумов; его природа, почва, горы, воздух и воды суть их страна, их отечество, их внешнее достояние; история этого государства; их деяния и то, что совершили их предки, принадлежат им и живут в их воспоминании. Все в государстве их достояние, точно также, как и они принадлежат ему, так как оно составляет их субстанцию, их бытие…».

Априори, государственность – есть ценность!  Поскольку данное понятие не только не сводимо к государству – оно заметно шире, богаче по своему значению, так как обладает национально-духовной природой, национально-культурной ориентированностью, отражающей накопленные данным народом (народами) духовные и иные социальные ценности. И по сути, затрагивая вопросы комплементарности исторического опыта политико-правовой культуры, проблемы исторической преемственности между современным поколением Казахстана и  национальной государственностью Қазақ Елі,  невозможно было бы перешагнуть через принимаемых за веру в казахском обществе: устойчивые убеждения, принципы меритократии, геронтократии, одним словом, через  ценностные ориентиры, как:  жақсылық пен жамандықтың, тектілік пен тексіздіктің, көрегендік пен көргенсіздіктің, әділеттілік пен әділетсіздіктің    арасын    айыра   білу, несомненно актуальны и сегодня! Именно на них, собственно говоря, выстроена своеобразная формула национальной государственности казахов. 

Являющиеся главными знаменателями государственности Қазақ Елі константы: ландшафт Великой Степи, главные фигуранты – кочевники Евразии, тюркские и монгольские традиции, ценностно-смысловые архетипы, социополитические институты, система жузов, вкупе содействовали сложению архитектуры национальной государственности казахов.

Первый знаменатель – Великая степь Евразии, обусловившая самобытность и специфику территориальной организации и геополитических измерений казахской государственности, явилась историческим фоном, панорамой генезиса и эволюции государственности казахов. Магистральное географического расположение территории Казахстана между пространственными границами оседло-земледельческих культур, активная вовлеченность населения Великой степи в политическую орбиту взаимодействия различных государств и цивилизационных волн, а также сочетание горных, пустынных, лесных ландшафтных зон, отдаленное расположение от океанов и морей – не только предопределили склад хозяйственно-экономических типов, но вместе с тем и форму государственности в данном регионе.  

Принципиальное значение здесь имело изначально естественное, природное происхождение политико-правовой культуры кочевников, они черпали свой цивилизационный ресурс исключительно благодаря адаптации и коэволюции социального организма к природным условиям. Не посредством доместицирования Человека в угоду выращивания растений, а методом доместикации животных для поддержания экологического баланса кочевникам Евразии удалось освоить бескрайние просторы Великой Степи и заложить фундамент государственности.

Следующий стержневой знаментель – кочевники евразийских степей – выступают творцом архитектуры государственности на территории Казахстана. Несмотря на неоднозначность оценки их исторической роли в мировой истории, взаимодействие евразийских кочевников с обществами Старого и Нового Света всех исторических эпох: древности, средневековья во временном, с Западом и Востоком в пространственном, традиционными и современными типами обществ или культурами и цивилизациями, в социокультурных измерениях – неоспоримый исторический факт.

Кроме того, причастность кочевников Евразии ко всему «Величественному» в истории человечества, глобальным процессам: Великому переселению народов, Великому шелковому пути, Великой китайской стене, и наконец, Великой Монгольской империи также, бесспорно.

Своеобразие мышления, созерцательное отношение к окружающей природе, искусство, нашедшее свое выражение в Слове и речи,  в Степном знании, приручение лошади, образ кентавра – символа единства и слитности с природой, звериный стиль, руническая письменность, героический эпос, центральными фигурами которого являются конь и герой,  достижения в духовно-мировоззренческой сфере, являющиеся вершиной и основанием кочевой цивилизации и выступавшие идеологией и жизнеориентирами – тенгрианство и ислам, и как высшее проявление политико-правовой мысли и практики кочевников – «Великая Яса», Чингиз кагана,  «Жеті Жарғы» хана Тәуке – вот далеко не полный перечень их наследия.

В заданном ключе, феноменология кочевничества заключалась не столько:  в «культовом отношении к скоту», «крыльевых и десятичных системах», «особом представлении о власти», «обрядах интронизации», «любви к скачкам», а скорее в содействии формирования собственного «почерка», «стиля», «социокультурного кода» целостной цивилизации кочевников евразийских степей, кроющихся помимо духовно-нравственных ценностей и в форме государства, критериях стратификации, методах и целях политической борьбы, политико-правовой культуры, ментальности, в совокупности составляющих основу для формирования альтернативного механизма социализации и самоидентификации личности.

Непрерывность и историческая преемственность между ранними и поздними кочевниками Евразии, сходная типология их политий, начиная с хуннской конфедерации, и продолжая, возникшими на руинах Великого тюркского каганата потестарно-политических конструкций и социокультурных институтов вплоть до Великой Монгольской империи,   традиционного казахского социума XV-XVIII вв. иногда доходили до полного тождества и все они были достаточно идентичны, за исключением тех случаев, когда характер властно-подчиненных отношений в данных политиях лавировала между духовными идеологемами, политической культурой и нравственно-правовыми нормами кочевых обществ, включая социокультурную основу традиционного казахского социума XV-XVIII вв.

Все же главное внимание при изучении кочевых форм политий на территории Казахстана должно быть сфокусировано на том, что управленческие структуры кочевых государств, стоявшие над традиционными социальными институтами, складывались у кочевников не в результате классообразования, а на базе военной и родоплеменной организации, и государственная власть здесь исторически возникла через переход военно-демократических форм организации в военно-потестарные структуры, в вождества, а от вождеств уже в государственную структуру так называемым в государствоведении «аристократическим путем».

Такие системы общественных связей лежат как в основе военной организации номадов – «народа-воина», и являются, прежде всего, знаком культурной традиции кочевников, так и в основе политической организации «народа вольного» – КАЗАХ, независимого, свободолюбивого, выступающего также знаком своей культурной самоидентичности.

Сказанное имеет прямое отражение и на специфике внешнеполитического аспекта государственности казахов. Поскольку непосредственной причиной имевших в Степи конфликтов выступали непривычные для иных образцов военных акций – политика и интересы классов, а скорее защита своего рода, не война, а борьба за расширение пастбищ. Не захват и овладение чужими ценностями, а охрана и защита собственных, присущая к традиционным типам цивилизаций характеристика: колоссальная степень зависимости от природных условий, жесткая связь индивида со своей социальной группой, преобладание образа индивида – «группового человека», свято почитающего свои культурно-исторические традиции, «коллективную память».

Казахская государственность и Казахское ханство не «появились», не «возникли», но утвердились на легитимной основе волеизъявления большинства таких «я», кто идентифицировал себя этнонимом «казах». 

Степная  традиция государственности, основанная на идеологии «от рода к государству», неизменность базиса и переменчивость надстроечных институтов, неэгалитарный, демократичный принципов организации социополитических институтов в традиционном казахском обществе вкупе отразились на специфике константов триады государства: территория-население-власть, обладавшие опять же ценностно-символической природой.

Апогеем уникальной по сути, универсальной по содержанию тринарной модели целостной архитектуры государственного строительства на территории Казахстана выступает все же жузовая структура казахов.

Отточенная веками, совершенная система казахских жузов как исторический феномен и по сей день сохраняет свое влияние, прежде всего, как социальный, культурный и духовный треножник – «тарих шыңдаған үштаған» – синкретическое явление, суть которой заключается в принципиальной сочетаемости, соединяемости разнородных начал, отражающих разные стороны общественного бытия, в то же время дополняющих друг друга с точки зрения функционирования социума как целостного организма. Необходимо особо отметить идеологическую составляющую жузов как механизма сохранения исторической памяти. Казахские жузы – своеобразный природный институт-инструмент сохранения баланса и стабильности традиционого казахского общества, олицетворение единства и целостности, гармонии и процветания Қазақ Елі. 

Роль, место и значение этнокультурных особенностей, хотя и принципиально меняется, вовсе не исчезает из области сознания и бытия, поскольку они более архаичны, ригидны, консервативны и поэтому более устойчивы. В этом смысле, социальная самоидентификация личности и родо-племенная и жузовая идентификация коллективной общности – весьма важный, самое главное, духовно осязаемый регулятор современного общежития казахского народа и его национальной государственности.   

В заключение, обращаясь прежде всего к устремленным в будущее современному казахстанцев,  хотелось пожелать им бережно относиться к Великому наследию предков, главной ценности нашей государственности Қазақ Елі,  ибо  как писал Жан-Жака Руссо: “Как только кто-либо говорит о делах государства: что мне до этого? Следует считать, что государство погибло!”.