Наивные времена "проектного планирования нации" прошли. И не только потому, что этим грешили в истории двадцатого столетия тотали­тарные государства, но и потому, что пришло понимание фундаментального факта. Нации — это живые организмы, управляемость развити­ем которых имеет социобиологические и куль­турные ограничения. Выращивать нации как грибы не только бесполезно, но и невозможно. К тому же уникальность каждой нации часто перевешивает возможности неких общих рецеп­тов. Так что в известной поговорке, суть кото­рой сводится к тому, что хорошо для одного — смерть для другого, сокрыт здоровый нацио­нальный скепсис по поводу универсальных ре­цептов.

Однако понимание общих тенденций приме­нительно к национальной сфере, безусловно, не­обходимо. Без этого нельзя определить общую логику государственного развития.

И в связи с этим становится понятным — по­чему столь большое внимание уделено в этой книге вопросам культурной стратегии. Ведь базовым условием нашей национально-государ­ственной политики является вопрос о собствен­ном самопонимании.

Мы должны признать, что внутренняя раз­нородность, с одной стороны, и внешние воз­действия культурного порядка, с другой, способ­ствуют тому, что культурная целостность казах­ской нации далека от идеала.

В случае бездействия нас растащит на ку­сочки сама движущаяся история, так как раз­ные "культурные острова" внутри казахской нации будут объективно дрейфовать к иным центрам притяжения. Преуменьшать значение этой проблемы нельзя. Поскольку в мою задачу не входит культурологический анализ ситуации, это значительно лучше сделают профессионалы, хотелось бы поделиться наблюдением политика.

Когда мы говорим о разных культурных вли­яниях, независимо от позитивной или негатив­ной направленности такого влияния, мы попа­даем в ситуацию пассивного потребителя. Я бы сказал, в императивы обстоятельств, пусть даже глобального характера. Но ведь кроме этих им­перативов есть и наши конструируемые нацио­нальные цели. И для политики это очень важ­ное различие. Что важнее — подчиняться обсто­ятельствам или достигать наших сокровенных и стратегических целей?

Вопрос поставлен неверно и, к сожалению, многими интеллектуалами, причем не только в Казахстане, он так и формулируется. Это воп­рос, который ставит "разорванное сознание". Происходит фиксация нынешнего состояния того же казахского национального сознания и выводится противостояние с пресловутыми им­перативами обстоятельств, то есть внешних и внутренних давлений на это сознание. Но ведь упускается из виду принципиальная особен­ность национального сознания — его способ­ность к развитию.

Эта неустойчивость, текучесть националь­ного сознания порождает немало вопросов для практической политики. Встают, по крайней мере, три непростые проблемы.

Во-первых, какой сценарий развития собы­тий соответствует стратегическим националь­ным интересам? Во-вторых, какие иные вариан­ты развития ситуации заложены в реальном ис­торическом процессе? В-третьих, какова степень реалистичности, реализуемости желаемого ва­рианта?

Поэтому правильно сформулированный воп­рос должен был бы звучать иным образом: "Как добиться сохранения и развития казахской на­циональной идентичности при любых, достаточ­но реалистических, обстоятельствах?" Конечно, это максимально широкая постановка задачи. Но какого объема должны, интересно, задавать­ся вопросы, когда речь идет о нации и государ­ стве в контексте опасностей со стороны "дви­жущейся истории"? Ведь шутить или ошибать­ся в этом деле недопустимо. Вопросы должны быть адекватны самим этим опасностям. Как говорили древние: "Здесь Родос, здесь пры­гай".

Для казахских гуманитариев нет сегодня за­дачи более актуальной, нежели проложить до­рогу в этом колоссальном поле взаимодействия национальной идентичности и динамичных им­перативов времени. Это ведь не только полити­ческая проблема, но и научная. А потому пред­восхищать труды ученых— задача для политика неблагодарная. Я только пытаюсь изложить ха­рактер проблем, с которыми приходится стал­киваться не столько в форме текстуального творчества, сколько в плане принятия конкрет­ных решений.

Сегодня же бросается в глаза полнейший эк­лектизм в осмыслении места казахской нации в современном мире. Сразу делаются попытки построения глобальных теорий, целью которых является поиск казахской идентичности в кон­тексте мировых тенденций.

Такие глобальные изменения, как пост­индустриальное общество, столкновение циви­лизаций, успех либерализма, неоконсерватизм проецируются без какого-то исторического и географического ограничения сразу на казахс­кую нацию. Как будто у нас нет сегодня про­блем поважнее, чем неоконсерватизм! Иными словами, происходит некритическое расширение проблемного поля казахской нации.

С другой стороны, есть и попытки, кстати, даже более распространенные, погрузить казах­скую историю в собственный автономный мир с красивыми, но устаревшими идеологемами. Анализ казахских проблем, особенно казахс­кой этничности, через призму норм и ценнос­тей кочевого общества есть неправомерное су­жение проблемного поля казахской нации. Ведь если даже условно отбросить в сторону вызовы современности, то сама казахская нация никог­да не была замкнутой, изолированной. Она во­лею судьбы и неба была открыта разным влия­ниям и тем не менее сумела сохранить нацио­нальный смысл, отнюдь не сводимый только к номадизму и традиционализму. «Певцы» традиционализма забывают о том коварном свойстве истории, что и традиции когда-то были вызывающей неприятие новацией...

Для того, чтобы оставаться "в круге реаль­ности", необходимо отойти и от чересчур расширительных, и от чересчур локальных представлений об истории и современности казахов.

И здесь имеются, по крайней мере, две сос­тавляющие такого подхода. Первый, это соб­ственно исторический компонент. Подходы, ис­пользуемые сегодня, сводятся к делению нацио­нальной истории на традиционное кочевое об­щество, пребывание в рамках Российской импе­рии, советский период, и, наконец, казахскую нацию в условиях независимости.