В последней четверти XIX века российская колонизационная администрация всерьез подумывало о необходимости преобразования казахских интернатов в сельскохозяйственные школы. Как было сказано в «Сибирской Газете» (№18, от 5 мая 1885 года), причиной тому была «совершенная несостоятельность существующих киргизских интернатов как учебно-воспитательных заведений». Кроме того, эти интернаты не способствовали делу царской администрации по распространению гражданственности в среде кочевников. Поэтому корона считала, что эти учреждения лежали тяжелым и бесполезным бременем на казахском населении степи, которое ежегодно платило на их содержание около 52 тысяч рублей.
Ввиду столь печального для царской администрации положения дела, Степной генерал-губернатор Г.А. Колпаковский составил особую комиссию, которой поручил изыскание способов улучшения интернатов и, по возможности, преобразования их в специальные сельскохозяйственные и профессиональные школы. Результатом работы комиссии стали два проекта, из которых один, представлявший общее мнение шести членов, носило название «Проект положения о школах практического сельского хозяйства и ремесел в областях Степного генерал-губернаторства». Другой же, отражавший только одно мнение - члена комиссии, директора Омского технического училища Доброхотова - был озаглавлен как «Проект устава низших сельскохозяйственных киргизских школ в Акмолинской и Семипалатинской областях». Портал Qazaqstan Tarihy посчитал не лишним познакомить читателя с обоими проектами.
Но прежде упомянем об «объяснительной записке», приложенной к первому проекту. Эта записка предполагает мотивы, которыми руководствовались составители проекта, а также основные вопросы, ответом на которые служил сам проект. Основные вопросы, на которые попытались ответить составители, выглядят следующим образом: 1) Могут ли существующие ныне интернаты, оставаясь по-прежнему школами грамотности, быть обращены в профессиональные школы? К слову, по этому вопросу комиссия, ввиду сложностей организации школы при соединении в ней общеобразовательных и специальных задач, пришла к заключению, что в проектируемых ею школах следует ограничиться минимумом преподавания общеобразовательных предметов, потому постановила ходатайствовать: а) о закрытии существующих интернатов; б) на отпускаемые для них средства открыть в Омске и Семипалатинске общеобразовательные мужские пансионы по примеру существовавших в Омске; в) открыть в Акмолинской и Семипалатинской областях несколько специальных сельскохозяйственных школ. Второй вопрос: Ввиду важности развития в среде казахов разного рода ремесел, не представляется ли необходимости, независимо от сельскохозяйственных школ, открыть таковые же ремесленные? 3) Должны ли быть сельскохозяйственные школы исключительно мужскими, или могут быть и женские? В последнем случае, должны ли они быть раздельны по полам, или могут быть общие? 4) Где поместить устраиваемые сельскохозяйственные школы, в уездных или в областных городах, как это сделано по отношению к существующим интернатам, или же в каких-либо иных пунктах? 5) Какой тип оседлого быта и хозяйства должен быть положен в основу обучения и повседневного обихода воспитывающихся в сельскохозяйственных школах молодых казахов и казашек? 6) Как велик и продолжителен должен быть курс казахской сельскохозяйственной школы? 7) Во что обойдется содержание школы и сколько, в зависимости от этого, должно быть открыто таких школ? 8) В ведение какого надзора должны находиться казахские сельскохозяйственные школы и какой порядок ближайшего надзора над ними следует принять? 9) Должны ли оканчивающие курс получать какие-либо права и преимущества сравнительно с казахами, не бывшими в школе, и не следует ли наложить на них какие-либо обязанности по отношению к обществам, отпускавшим на их обучение денежные средства? Ответом на все эти вопросы, как сказано выше, служил сам проект, сущность которого заключалась в следующем.
Цель школ сельского хозяйства и ремесел заключалась в том, чтобы дать кочевому населению областей, воспитанных в обстановке и потребностях оседлого быта, сведущих сельских работников и работниц вообще. В частности же, разделяясь на мужское и женское отделения, они готовили ремесленников по тем отраслям ремесленных производств, которые стояли в тесной связи с сельским хозяйством, а также готовили мастериц по женским наиболее ценным у казахов ремеслам.
Школы, согласно документу, планировалось отдать в ведение Министерства Государственных Имуществ, под ближайшим надзором областных инспекторов сельского хозяйства, пользовавшихся по отношению к этим школам, правами инспекторов народных училищ. К слову, должность эту еще предполагалось учредить. Степной генерал-губернатор был попечителем этих школ и ходатаем перед Министерством. Местное управление государственными имуществами представляло ему ежегодный отчет о ходе учебно-воспитательного дела и хозяйства этих школ. Школы, на первое время, открывались в Акмолинской и Семипалатинской областях, по две на каждую область, близ тех зимовых стойбищ, которые признавались способными к ведению земледельческого хозяйства. Впоследствии подобные школы планировали открыть и в Семиреченской области. Для каждой школы из областных государственных земель, предназначенных под оседлые казахские поселения, безвозмездно отводилось достаточное количество десятин: под усадьбу, выгон, пашни, луга, сады, лесные дачи и прочие необходимые угодья. Школьные усадьбы или хутора устраивались по образцу русских сельских усадеб, имели все необходимые сельскохозяйственные постройки, мастерские и инвентарь. Денежные средства школ составляли специальный сбор с казахского населения (в размере 10 010 рублей на каждую школу и специальный капитал школы, образовавшийся из остатков от штатных поступлений, из доходов от хутора и мастерских и из случайных поступлений и пожертвований. Ближайшее заведывание школой и всем хозяйством школы вручалось начальнику школы, который утверждался в должности Министром Государственных Имуществ из лиц, окончивших курс в высшем сельскохозяйственном учебном заведении. Затем при школе состояли воспитатель или воспитательница, которые также были преподавателями общеобразовательных предметов в мужском или женском отделении из числа окончивших курс учительской семинарии или курс женской гимназии, кузнец (слесарь), плотник (столяр и токарь), шорник (сапожник), мастерица избранного в школе специального мастерства, портниха (преподавательница рукоделий), медицинский фельдшер, ветеринарный фельдшер и письмоводитель. Число обязательных учащихся в каждой школе определялось числом казахских волостей, обложенных сбором на эту школу. Каждая волость имела по одному ученику и ученице. Кроме обязательных воспитанников и воспитанниц, допускались и необязательные – так называемые пансионеры, которые должны были платить 100 рублей в год. Принимались мальчики не моложе 14 лет и девочки не моложе 12 лет без всякой предварительной научной подготовки и знания разговорного русского языка. Курс учения в школе 4-летний. Начало занятий совпадало со временем прикочевок казахов. В школах обучались русскому разговорному языку, чтению и письму, четырем правилам арифметики и употреблению счета, необходимым в хозяйстве сведениям о природе и ее явлениях, домоводству, обиходу за домом, приготовлению пищи (в женском отделении), уходу за домашним скотом и птицей, огородничеству, первоначальной обработке и сохранению впрок продуктов домашнего и сельского хозяйства, сельскому хозяйству, разведению и простейшим приемам врачевания главных пород домашних животных, пчеловодству и шелководству. Что касается ремесел, то в школах планировалось обучать плотничному, шорному и кузнечному делам, насколько то необходимо для обихода по домохозяйству и починки простейших хозяйственных построек и орудий. Независимо от этих обязательных сведений, каждому воспитаннику предоставлялось заниматься столярным, сапожным и слесарным мастерством.
В женском же отделении обучали кройке, шитью и починке мужского и женского белья и платья, как казахского, так и русского покроя, руками и на швейной машине, пряже, вязанью и другим распространенным в казахском быту рукодельям. Также планировалось обучать девушек одному из женских ремесел, требовавших специального обучения, как например приготовлению разных сортов армячины, простых и узорчатых кошм и войлочных ковриков, бухарских или тюменских ковров, тканью и окраске разного рода материй и другим мастерствам. Обучение в школе, как наукам, так и мастерствам, шло практическим путем, причем воспитанники и воспитанницы упражнялись в требуемых работах, в качестве простых работников и работниц.
Обучение чтению, письму, арифметике и передаче необходимых сведений о природе производилось классным порядком только в течение зимних месяцев. Объем курса, распределение преподавания предметов по времени и отделениям, а также устройство внутреннего быта школы определялось особой инструкцией, утверждаемой Министром Государственных Имуществ по соглашению с Министром народного просвещения. Успешно окончившим курс воспитанникам и воспитанницам выдавались аттестаты с обозначением успехов по предметам теоретического и практического курса. Кроме того, из определенной по штату суммы воспитанники получали от 25 до 100 рублей каждый на первоначальное обзаведение, и воспитанницы от 10 до 15 рублей и по швейной машине со станком для производства того мастерства, которому обучались специально. В течение первых трех лет по окончании курса, все воспитанники школы имели право вырубить из указанных областных дач до 100 лесин на постройку изб, получить из упомянутого участка в личное пользование столько земли, сколько он и его семья могут обработать, а также получить на первоначальное обзаведение от школы, в которой воспитались, по одной лошади, корове, плугу, топору, пиле и сенокосной косе. Все плательщики школы (общества в лице волостных управителей и казахи, содержавшие необязательных пансионеров и пансионерок) пользовались правами почетных блюстителей. Лица, внесшие в пользу училища единовременно 1 500 рублей, или ежегодно по 300 рублей, а также имевшие в школе не менее 3-х пансионеров или пансионерок, получали звание ревнителей казахского земледелия и ремесел. На это звание выдавался диплом, дававший право на ношение мундира VIII класса Министерства Государственных Имуществ.
Проект Доброхотова же, в сущности, немногим отличался от предыдущего. Он схоже с проектом большинства определял цели школы, но более подробно изложил частности, касавшиеся внутреннего устройства заведения. Это выражалось в объеме преподавания, числе уроков, служебных прав и обязанностей должностных лиц, педагогического совета и прочего. По проекту сельского хозяйства школа была низшим учебным заведением, состоящим в ведении Министерства народного просвещения. Курс обучения в ней был 6-летний, состоявший из 3-х двухгодичных отделений. Предметы преподавались те же, что и по предыдущему проекту, а объем преподавания предметов учебного курса определялся учебным планом для одноклассных сельских школ. Что касается сведений по сельскому хозяйству, о природе и ее явлениях, то они определялись по выработанным управляющим школой программам, утвержденным Министерством Народного Просвещения. Классные занятия велись на протяжении целого года: с 15 октября по 15 марта, по 3 часа в день, а с 15 марта по 15 октября по 2 часа, за исключением православных и мусульманских праздников. Уроки же планировались сделать протяженностью в один час. В школу принимались исключительно дети казахов обоего пола, в возрасте от 12 лет для мальчиков и 10 для девочек. Прием в школу производился во все времена года. Полный комплект обучавшихся в школе определялся в 150 (по предыдущему проекту 63) человек: 100 мальчиков и 50 девочек. При школе состояли управляющий, 3 воспитателя-учителя из лиц, имевших звание учителей уездных или городских по уставу 1872 года, надзирательница, 2 воспитательницы-учительницы (все трое из имевших звание домашней наставницы), фельдшер, ветеринар, эконом (смотритель), письмоводитель, мастера и мастерицы. На содержание школы расходовалось по штатам 22 000 рублей, ежегодно собираемых с казахов. В курс школы входили также пение и гимнастика. Особенности проекта Доброхотова выглядели следующим образом:
