Зайсанским (в некоторых источниках – Жайсанское) приставством в свое время называли небольшую территорию в пределах современной Восточно-Казахстанской области, образованную в 1868 году для административно-территориального управления казахами Куршимского и Буктырминского края. Интересно, что изначально между северной и южной частями приставства не было сухопутного сообщения, поскольку они были разделены между собой озером Зайсан. Однако эта проблема была решена в 1870 году включением в состав Зайсанского приставства новых территорий из пределов пограничной части Семипалатинской области. Согласно энциклопедическому словарю Брокгауза и Эфрона, в состав приставства входили 2 станицы, 4 поселка, 14 волостей, 104 аула (старшинства) и 20 974 кибитки. Большая часть территории была гористой, в верховьях некоторых рек встречались леса (52,2 тыс. дес.). Численность населения составляла 109 387 человек (59 682 мужчин и 49 805 женщин), в том числе 104 811 казахов и 1 478 казаков. Согласно сведениям, приведенным Семипалатинскими областными ведомостями, главное занятие жителей составляли земледелие и скотоводство. Здесь сеялась яровая пшеница, просо, овес, ячмень, горох, лен и картофель. Казахи тоже часто прибегали к земледелию (около 45%), но все же основным способом хозяйства все же оставалось скотоводство. Так, в 1882 году местные казахи владели 20 тыс. верблюдов, 250 тыс. лошадей, 100 тыс. голов рогатого скота, 1, 65 млн овец (на семью, в среднем, 18 гол. крупного и 79 гол. мелкого скота).
Как сказано выше, казахи Зайсанского приставства вели смешанную, отчасти кочевую, отчасти оседлую жизнь. Это происходило преимущественно из-за недостатка как лугов, необходимых для полной кочевой жизни, так и хлебопахотных земель для прочной оседлости. Этот недостаток доказывался тем, что казахи нередко были вынуждены перекочевывать в пределы китайской империи, где за временное свое их обязывали нести повинности. Возделывание земель ограничивалось только теми местностями, которые были расположены по берегам рек и ручьев, так как рассчитывать на обилие дождей не приходилось. Недостаток воды в приставстве приучил местное население к искусственному орошению полей. Так, казахи распределяли имевшиеся в их распоряжении воды по своим пашням посредством арыков (канав). Несмотря на это, недостаток в воде все равно был так ощутителен, что протекавшие в местности реки и ручьи служили предметом нескончаемых распрей при распределении вод по арыкам. Вообще, вода в этом крае ценилась очень высоко, ей дорожили, за ней ухаживали, доказательством чему служил тот же Зайсанский пост, по улицам которого везде были проведены арыки с холодной, прозрачной водой, окаймленные аллеями тальника. Самой богатой местностью, по обилию вод, следовательно, и самой удобной для хлебопашества, считалась долина реки Джеты-арал (семь ручьев). Однако успешному и прочному развитию хлебопашества среди казахского населения часто препятствовали устаревшие орудия труда, которыми они пользовались в то время. К примеру, борон здесь в употреблении почти не было, а при распашке земли ограничивались одной только остроконечной, но без железного наконечника (башмачка), сохой. Что касается вырубки кустарника, то для этого использовался не топор, а чет. Относительно кустарной растительности пределы Зайсанского поста тоже были мало чем примечательны: кроме тальника и черемухи, а по склонам небольших гор – кустарника ргай и вереска, сложно было встретить что-то другое. Один только Сайр-Сайканский хребет изобиловал в большом количестве лиственным лесом, но и этот употреблялся только для крыш, потолков, полов и проч., но не для стен, которые в Зайсанском посту выделывались преимущественно из кирпича.
Кроме скотоводства, составлявшего главное занятие казахов, и земледелия, они занимались отчасти и кустарным производством, но в весьма малых размерах. Например, казахи катали кочмы, изготовляли армячину, плели волосяные арканы, а некоторые выделывали деревянную посуду, выдалбливая ее из дерева или же при помощи токарных станков, причем часто изделия окрашивались красной глиной. Казахи также приготовляли чамбарину из бараньих и козлиных шкур, а овчины выделывали посредством простокваши. К этому можно еще добавить, что некоторые казахи, как, например, кочующие по реке Черный Иртыш и озеру Нор-Зайсан, зимой занимались рыболовством, собственно для домашнего обихода (ловили осетра, стерлядь, тайменя, налима, окуня, карася, линя и чебака), а некоторые - охотой на зверей, и тоже в весьма незначительных размерах.
Между прочим, шкуры добываемых казахами зверей (лисиц, соболей, волков, медведей, кабанов), а чаще всего зайцев, сурков, барсуков и корсаков, привозили осенью в Зайсан для продажи. Они продавали шкуру зайца по 1 к., сурка по 5 к., барсука по 10 к. и корсака по 60 к. Вырученные таким образом деньги шли преимущественно на взнос кибиточного сбора. Само собой разумеется, что предметами торговли служили и прочие изделия казахов: скотские шкуры, овчины, кочмы, капы, арканы, армячина, попоны и т.д. Центром сбыта был Зайсанский пост. Впрочем, нелишне добавить, что роль казахов в коммерческих предприятиях не ограничивалась одним Зайсанским постом, а распространялась и на места их кочевок. Это происходило следующим образом:
«Многие торгаши (саудагер) ездят по округу и задают деньги и товар под баранов, почему и сама операция эта называется не иначе, как задачей под баранов. Подобные разъезды по кочевьям киргиз всегда происходят осенью, т.е. в то именно время, когда они наиболее нуждаются в деньгах для взноса алыма. При этом торгаши за каждый данный осенью рубль получают следующей весной 2 рубля, или лошадьми, или рогатым скотом, или же баранами. Такой крупный процент барышники оправдывают тем, что осенью ягненок (тохту) стоит 1 руб., а весной, в возрасте годовика (сек) - 2 руб. Разумеется, запроданную скотину киргиз, в течение зимы, кормит даром»
Казаки также практиковали еще другой способы торговли с казахами, называемый «тамыриться» (подружиться). Это делалось так: казак предварительно подарит что-нибудь или угостит мясом или чаем какого-нибудь богатенького казаха, а затем едет к нему в аул и берет у него себе в подарок лучшую лошадь, обещая, впрочем, отдарить его за это тоже какой-нибудь ценной вещью. Для этого он просит, довольно убедительно, своего тамыра (друга) приехать к нему в гости, уверяя, что будет скучать, если долго его не увидит. Но затем, сколько бы раз ни приезжал казах к своему новому другу казаку, последнего никогда не окажется дома: он или уехал в поход, или к родным, или еще куда-нибудь. Поездит-поездит бедный казах, да и плюнет на своего тамыра.
Если говорить о домашнем быте казаха, то жили они, как и большая часть инородцев, в юртах. Пищей им служило преимущественно мясо, напитком - айран, кумыс же имели только богатые. Пищей и питьем служит еще так называемая «коже» - толченая пшеница, ячмень, или просо в кипяченой воде или в молоке. Вина казахи не пили.
От болезней, как сообщала «Сибирская газета» (№31, 1881 г.), от парши на голове и на всем теле, казахи Зайсанского приставства спасались тем, что пили дорогую траву и ртуть. Использовали их от парши и от других болезней баксы: «это те же шаманы, только не пляшущие, как эти, а играющие, при лечении или ворожбе, на так называемом «кобус» (род скрипки), причем в том и другом случае закрывают глаза и призывают имя шайтана (чорта)». Говоря о болезнях, в той же газете писали, что казахи нередко страдали головной и спинной болью, а за помощью обращались к своим лекарям (дарегери), в распоряжении которых имелась своя аптека: горючая сера, квасцы, нашатырь, перец, селитра и преимущественно ртуть. В статье «Киргизы Зайсанского приставства» («Сибирская газета», №31, 1881 г.) рассказывалось о таком случае:
«Путешествуя по верховьям р. Киндерлык, мы встретили одного кочующего киргиза, который спросил у нас черного перцу, объяснял, что жена его беременна и сильно кричит, и что приехавший лекарь (дарегер) велит сварить барана с перцем, уверяя, что как только он съест этого барана, больная выздоровеет и в состоянии будет путешествовать. Вместо перца, мы дали киргизу деревянного масла с наставлением потереть больной живот, относительно же перцу, насколько могли, уверили киргиза, что лекарство это в данном случае не может принести пользы. Назавтра киргиз вернулся к нам уже с женой, получившей облегчение, и с приношением барана, в знак благодарности. Мы воспользовались этим случаем для того, чтоб уверить, насколько возможно, киргиза в шарлатанстве их дарегерей и указать на людей, действительно способных помочь в этом деле. Насколько повлияли наши убеждения на киргиза - неизвестно. Для облегчения родов киргизы прибегают и к такому способу: считая шайтана источником всех болезней, они для изгнания его, во время родов, окружают юрту родильницы и со страшным криком начинают хлестать по юрте нагайками; больная же, в это время, перевешивается животом на натянутой внутри юрты веревке»
Все казахи были магометанами, но сама религия была перемешена ими с массой разных суеверий и народных преданий. Так, например, между Бурханской и Базарской станциями некогда находилась могила некоего Тана, служившая предметом особого почитания казахов. Говорили, что Тана был первым из казахов, принявших русское подданство. Он же склонил к этому своих родичей. В правой вершине речки Верхней Уласты, впадающей в Джеты-арал, был куст тальника, весь увешанный лоскутьями разных цветов и материй. Русские путешественники писали, что это жертвы, приносимые для исцеления больных. На могилах умерших казахи, в зависимости от возраста покойного, вместо памятников, оставляли копье (на могиле молодого), колыбель (ребенка), седло (старика), вилку (девицы) и т.д. После смерти мужчины, жена и мать его, в продолжение года, каждое утро, обращаясь на восток, становились на колени и читали молитвы.
Народная фантазия казахов по-своему объясняла разные факты, взятые из природы. Например, происхождение созвездия «лось» они объясняли так: жили когда-то семь знаменитых воров, к которым однажды явился во сне пророк и велел убить большого грешника, мешавшего хорошо жить людям, ссорившего их между собой, расстраивавшего свадьбы и т.д. Воры исполнили приказ и за это поставлены звездами, указывая с тех пор путникам дорогу в ночной темноте. Созвездие это по-казахски называется «Жеті қарақшы», что значит «семь воров».
В первый брак казахи всегда вступали по желанию отца, который нередко выбирал невесту для сына еще в то время, когда последнему было не больше пяти лет. Невеста оставалась в доме родителей до тех пор, пока жених не выплатит весь калым. Однако же, в течение этого времени жених мог ездить к невесте в гости, причем будущий тесть обязан был избегать встреч с нареченным зятем, как до свадьбы, так и после, так что нередки были случаи, когда тесть и зять не видели друг друга в продолжение всей жизни. Нужно также заметить и следующие казахские обычаи: зять, ночуя у тещи, должен спать у порога и не имеет права заходить в юрте далее очага, что относится также и до жен младших братьев по отношению к старшим. Между прочим, жена не может назвать своего мужа по имени, и если кто-нибудь спрашивает ее об этом, то она всегда просит обратиться за ответом к кому-нибудь другому. Старшая жена называется байбише, а младшие - токал-катын. Если в семье один сын и нет дочерей, то ему отпускают косу в знак того, что он очень любим. Замечательно одно украшение невесты во время свадебного поезда - это так называемое «саукеле», колпак, увешанный бусами и побрякушками, серебряными монетами и позументом. Когда невесту нарядят в должный костюм, тогда накрывают ее цветным халатом и подходят прощаться, причем прощание производится непременно под этим халатом, где каждый обнимает невесту. Она же, в свою очередь, обязана каждому отдельно что-нибудь попричитать.
Из преступлений между казахами всего чаще встречалось конокрадство или баранта. Впрочем, сами казахи не считали конокрадство за преступление, а, напротив, за некоторого рода доблесть. К тому же, ловкий баpантач всегда пользовался большим уважением. На баранту собирались целыми компаниями и ехали за добычей целые сотни верст. Затем устраивали засады и ждали. Если замечали вблизи какой-нибудь кочующий аул, то нападение на него производили всегда ночью, перед зарей, со страшными криками и гиканьем и, в случае удачи, уводили украденных лошадей в заранее приготовленное место. При таких нападениях иногда происходили кровавые схватки, нередко кончавшиеся убийствами. Пойманных барантачей представляли к биям, которые заставляли виновных заплатить по две лошади за каждую украденную. Редкий казах в молодости своей не пытал счастья в баранте, почему не редкость встретить казаха со шрамами на теле, свидетелями его былых подвигов. В степи среди казахов скрывалось немало русских бродяг и дезертиров из казаков и солдат. Они быстро усваивали язык, нравы и обычаи, а нередко и веру казахов, так что через два-три года только по внешним признакам можно было отличить их от настоящих казахов. Во всем остальном это был настоящий казах. На народное образование казахи смотрели с подозрением: они думали, что правительство для того только обучает их детей, чтобы взять их впоследствии в солдаты.
