К числу болезней, появляющихся между жителями казахской степи, принадлежали также укусы тарантулом (Aranea tarantula). Название «Тарантул» вероятно произошло от Тарепта, знаменитого города древней Апулеи, в окрестностях которого, по свидетельству Плиния, Авиценны, Альдрованда, Листера и Багливия, водилось это весьма ядовитое животное. В Таренте было множество больных от укушения тарантулом; их называли Tarantulismi.
. Припадки этой болезни заключались в следующем: укушенное место сильно распухало, принимало синий, даже черный цвет, и делалось бесчувственным; вслед за тем, у больного обнаруживались чрезмерный жар, жажда, головная боль, стеснение в груди, предсмертная тоска; он падал на землю, лишенный чувств, и если, в таком его положении, не было подаваемо ему скорой и деятельной помощи, то, по прошествии нескольких дней, а иногда нескольких часов, болезнь оканчивалась смертью. Помощь эта, у древних, состояла в наружном и внутреннем лечении: снаружи - делали крестообразный разрез ужаленного места, и прикладывали, к нему острые вещества, причем многое зависело также от правильной его перевязки; внутрь - давали ароматические воды, розмарино-цветный спирт (Spiritus roris marini), и другие средства, употребляемые против укуса змей (alexiteria) (противоядные средства). Но главнейшим средством против «тарантулизма» была музыка особого рода, называемая Cytharaedis, и в то время существовал даже особый класс музыкантов, которых исключительно призывали к несчастным, пораженным тарантулом. Музыканты эти обыкновенно играли разные пляски (tarantella), и при звуке музыки, больной, лежавший до того времени в бесчувствии, вдруг вскакивал на ноги и с необыкновенной силой и неутомимостью начинал прыгать, что продолжалось иногда в течение двух, трех и четырех дней, с малыми лишь отдохновениями. Это влияние музыки, сильное движение и обнаруживавшийся при этом обильный пот избавляли больных от жестокого пароксизма, а весьма нередко и от смерти. Так как припадки тарантулизма, подобно припадкам водобоязни (Hydrophobia), возвращались периодически в следующие годы, в то самое время, когда приключилось укушение, то больные, при первом появлении предвестников болезни (symptomata prodroma), немедленно вновь обращались к музыкантам и пляске. Без этого же спасительного средства, больные впадали в какую-то особенную сухотку (Cachexiatarantulisma), или в изнурительную горячку. Вот краткий очерк болезни от укушения итальянским тарантулом. Мы привели его собственно для сравнения с подобной болезнью в степях Казахстана.
Казахский тарантул, всеми своими физическими свойствами, весьма походил на итальянскую. Насекомое это принадлежит к породе пауков, прядущих паутину. Казахский тарантул длиной в дюйм, толщиной в 0,5 дюйма; тело ее разделяется на две части, на грудную (thorax) в брюшную (venter); голова нераздельна с грудной частью; кожа волосистая, темно-серого цвета. Ног у тарантула восемь, из которых у каждой три колена, и передние ноги короче задних. Глаз также восемь, четыре больших, и четыре малых, едва приметно расположенных между первыми. Рот вооружен двумя челюстями, острыми и сложенными наподобие клещей, и имеет два усика (antennae). Этими-то челюстями тарантул ранит кожу, и из них испускает яд. Укус казахским тарантулом случается только летом, во время жаров и засухи. Тогда она выходит из щелей земли, кусает обнаженные ноги и руки, а спящих поражает и в лицо. В минуту укуса чувствуется необыкновенная колючая боль, подобная той, какая бывает от жала пчелы или осы. Укушенное место мгновенно пухнет, горит, зудит и краснеет. Случается даже, что опухоль распространяется по всему члену, где последовал укус, а если ужалено лицо, то оно принимает вид как бы в злокачественной роже с нагноением (Erysipelas intensissime malignum). В самом месте укуса образуется иногда водянистый гангренозный пузырь, а в последствия, вокруг его, является рожевидная опухоль, бесчувственная, синеватого цвета. Вместе с тем, обнаруживаются следующие припадки: жар, жажда, боль и стеснение под ложечкой (sub scrobiculo cordis), позыв к рвоте, и даже бред, подергивания рук и ног. Все эти явления продолжаютсядва дня и более кряду, но послеврачебных помощи, мало-по-малу, ослабевают и наконец совершенно исчезают.
Из всего вышеизложенного можно заключить, что укус казахским тарантулом несравненно легче укуса тарантула Апулейского. Различие это происходит от различия климата, степени жара температуры, который в особенности имеет влияние па развитие яда, от различия телосложения, восприимчивости больных, и от других подобных причин. По свидетельству Багливия, даже в самой Италии тарантул имеет несколько видов и неодинаково ядовита во всех местах того края. Так, например, в северной части Италии она лютее и ядовитее, нежели в прочих ее частях. У древних лечение этой болезни заключалось в скором прижигании раны усиленной селитряной кислотой (acidum nitricum fumans), в беспрерывном прикладывании к опухоли куска холодного свинца или железа, в промачивании головы холодной водой с уксусом, и в употреблении внутрь Галлерова кислого эликсира (Elixir асidum Halleri), или кислокупоросный эликсир (Elixir vitrioli Mynsichti). Под конец опухоли прикладывали к ней ароматические травы, и внутрь давали пастой валерианы с миндереровым спиртом. Это лечение почти всегда было достаточно для прекращения болезни, если больной скоро прибегал к врачебной помощи, и был предохраняем от посторонних вредных влияний.
Средства, которые употреблялись с пользой против укуса тарантулом в казахской степи, заключались в следующем. При небольшом воспалении, предписывали натирания пораженного места деревянным маслом, и прикладывание холодного железа. В случае же недействительности этих средств, а также при появлении на ужаленном месте злокачественного пузырька, употребляли прижигание селитряной кислотой, и после того прикладывание мягчительных мазей. Если же обнаруживались сочувственные припадки, то назначаемо было общее кровопускание, а внутрь - Галлеров кислый эликсир (Elix. acid. Halleri), разведенный водой в достаточном количестве. Впрочем, в сем последнем лечении весьма редко встречалась необходимость, и болезнь большей частью излечивалась одними местными средствами.
Музыка, считавшаяся издревле специфическим средством против тарантулизма, не производила на казахов никакого влияния.
В казахских степях и Бухарском Ханстве встречались также случаи укуса скорпионом. Скорпионы казахских степей, физическими свойствами своими, мало отличаются от подобных насекомых, находящихся в других краях Европы. Длина казахских скорпионов доходит до 3-х дюймов, тело их состоит из двух нераздельных между собой частей: грудной и брюшной, из которых первая, суживаясь, образует хвост из шести колец. Последнее кольцо вооружено жалом, на конце которого находится много весьма малых отверстий, из которых истекает яд во время ужаления. Цвет кожи у скорпиона темно-серый. Ног у него десять, из которых две побольше и оканчиваются каждая довольно сильными клещами, а остальные восемь меньших ног также вооружены клещами, но слабее и меньше первых. Глаз у скорпиона по обеим сторонам лба по три, на спине два. Признаки укуса скорпионом почти одинаковы с признаками укушения тараптулом, и встречались больные, которые не могли объяснить тарантулом или скорпионом были они ужалены.
Укус казахским скорпионом не производил опасных последствий, кроме местного воспаления, которое весьма редко сопровождается сочувственной горячкой. Предохранительные меры против развития болезни после ужаления, часто ограничивались одним местным лечением: натиранием ужаленного места деревянным маслом, прикладыванием холодных примочек, холодного железа, и т.п. Впрочем, лечение болезни от укушения скорпионом одинаково с лечением подобной болезни от ужаления тараптулом.
Едва ли в медицине найдется другой предмет, литература которого была бы столь обширна, как литература подкожной глисты. Римляне называли болезнь dracunculus, Арабы называли эту болезнь Ark-almedini. Казахи, бухарцы и другие восточные племена называли эту глисту риштой. Многие наблюдатели разных народов и времен говорили о ней. Однако же, в XIX веке до сих пор существовали разногласия насчет ее свойств. В большом числе гипотез и теорий по этому предмету, первенствует мнение, что этот червь есть особое самостоятельное животное. Но класс или разряд, к которому должно бы отнести его, с точностью не определен. Одни считали его личинкой насекомого, другие ошибочно полагали его водяным червем (Gordius aquaticus). Первые полагали, что насекомое это вовсе незаметно кладет яичко под кожей животного, что, впоследствии, из яичка выползает будто бы личинка, которая вырастает и живет под кожей. Последние, особенно Жорденс, увлекаемые одним лишь сходством подкожной глисты с водяным волосатиком, думали, что пока он еще мал и не совершенно развит, то впивается в кожу человека, во время мытья или купанья и ходьбы в воде с босыми ногами, и так развивается до бесконечной величины. Но оба эти мнения были ложны и опровергались следующими доводами:
1. Нет ни одного вида насекомых, личинки которого имели бы сходство с подкожной глистой, особенно при столь необыкновенной длине ее, и пребывали бы так долго в теле.
2. Так как подкожная глиста водится не только у человека, но и у обезьяны, лошади, свиньи, оленей, быков, в грудной полости хищных птиц, в клетчатке шеи у европейской сивоворонки (coracias garrula), нередко у лягушек и змей, у некоторых пород рыб, как-то: у пискарей (суprinus gobio et cyprinus phoxinus), около печени: то, если бы - это были личинки насекомых, число последних должно бы быть весьма большое, и из них, по крайней мере некоторые были бы уже известны в зоологии. А как животные, у которых водится подкожная глиста, обитают частью в воде, частью в воздухе, то и упомянутые личинки должны бы жить в обеих стихиях; иначе, эти глисты не могли бы находиться у рыб и птиц. Но ни в той, ни в другой стихии, не найдено еще совершенных насекомых, которые вышли бы из этих личинок.
3. Каждое насекомое, в свободном и естественном состоянии, кладет яички туда, где личинки находят соразмерное им питание, и откуда они могут выходить для совершенного своего превращения. Но не так бывает с подкожной глистой. Она еще ни разу, по крайней мере у человека, не выходила живая из тела сама собой. Напротив, побыв таковой вытащена, она вскоре умирает. Следовательно, тело человека не может быть местом, назначенным природой для высиживания яичек этих насекомых. Иначе, вся их природа давно бы уже должна была известись.
4. Тождественность подкожной глисты с водяным волосатиком опровергается тем, что тогда бы ей должно быть очень тонкой, иметь не тупую головку, а снабженную щетинообразным кончиком, чтобы проникнуть в кожу.
5. Это проникание должно было бы происходить без боли. Иначе, человек никогда бы не дал глисте уйти ему под кожу. Да и само движение воды препятствует тонким телам прикрепляться к коже.
6. Лефлер, Линд и Паллас встречали болезнь эту и там, где в воде не водится водяного волосатика (Gordius aquaticus), и, наоборот, не находили подкожной глисты в тех краях, где бесчисленное множество этих волосатиков, например, на берегах Валдайского озера. Все это подтверждает, что подкожная глиста есть особый род глисты, принадлежащий к обыкновенным глистам, гнездящимся в брюхе (entozoa), и происходящий generatione aequiѵоса, при влиянии и содействии многих, неоткрытых еще в XIX веке эндемических причин. Такую подкожную глисту встречали у казахов, и в особенности у бухарцев. По-бухарски она называется Ришта. Некоторые называли ее человеческой глистой (Filaria hominis), а саму болезнь, как и названа она в заглавии этой статьи, подкожной глистой (Helminthiasis subcutanea).
Признаки этой болезни суть следующие:
На ногах около лодыжек больной чувствует сначала зуд, а потом боль. Место пребывания болезни распухает, и на нем образуется нарыв, из которого, по вскрытии, а по большой части сама собой, вытекает сукровичная материя, и вместе показываются головка и шея глисты. Толщина сей последней бывает от толщины шерсти до толщины вороньего пера. Подобные нарывы иногда обнаруживаются и на других местах, как-то: на ноге у колена, на руках, даже на животе и туловище. Если глиста лежит не глубоко, то ее можно было ощупать пальцами в виде узловатой бичевки. Узлы ощущались там, где глиста свернулась в клубок. Случалось, что от одного червя образовывались два нарыва, и нередко в дальнем между собой расстоянии, например, один под коленом, а другой возле большого пальца на ноге. Это особенно имеет место тогда, если из нарыва глиста не выйдет вся и оборвется. Сверх этих наружных признаков, болезнь сопровождалась лихорадкой, которой впрочем часто и не бывает. Больные страдали продолжительной болью, худели и истощались. Бывало, что глиста показывалась из трещины кожи почти без нарыва. Если же она рвалась, то появлялись жестокие боли и злокачественные свищевые нарывы. Из одного нарыва выходило обыкновенно по одной только глисте, хотя некоторые утверждали, что их бывало тут по несколько вместе. Иногда, в одно и то же время, глисты показывались в разных местах тела. Случалось также, что, после извлечения глист, они через некоторое время, опять являлись в том или другом месте. Длина этого червя определялась различным образом у писателей. Случалось ее видеть длиной от двух и до трех аршин.
Что касается лечения от оной, то главное состояло в прикладывании к нарыву мягчительной или нарывной припарки, во вскрытии его, и в постепенном и осторожном извлечении глисты, посредством наматывания ее на палочку или на шарик из пробки. Если глисту можно было ощупать под кожей, то бухарские лекари делали разрез кожи над нарывом, и после выматывали постепенно саму глисту. Затем, все припадки болезни обыкновенно облегчались, и нарыв заживал. Внутрь, в случае сочувственной горячки, давали больному противовоспалительные средства, а в случае истощения больного, предписывалась питательная диета. Меркуриальные втиральные, примочки из мирры и сабура, раствор сулемы и вонючая камедь (Asa foetida) были тут вовсе бесполезными. Также испытывали в этой болезни противоядия, как-то: смесь из черного перца с чесноком и серой, камфорный спирт внутрь, а снаружи ароматические припарки, но все это было недействительным.
