ГУЛАГа Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина.
У нее всегда было много друзей. На свое 90-е день рождение Татьяна Ивановна даже шутила, что вряд ли смогут разместиться у нее, поэтому пусть приходят с 11 утра. Строго-настрого запрещала говорить в стенах своего дома о политике, но видела, как кипят страсти, а мужчины то и дело шли в драку. Общество «Мемориал» все грозилось подарить ей телевизор на 90-летие, но Татьяна Ивановна отнекивалась: «Зачем мне телевизор? Я хочу духи «Злато скифов».
Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина безоговорочно относила свою семью к элите русской интеллигенции. И вполне заслуженно: она родилась в Чернигове, в семье известного агронома и пианистки. Ее отец, Иван Васильевич, ученик Климента Аркадьевича Тимирязева, автор множества научных книг. Вспоминая свое детство, она говорила, что в ее семье не существовало никаких предрассудков. «Мои родители дружили и с армянами, евреями, осетинами, французами и англичанами. Впрочем, я делала то же самое», - говорила она.
Самые ранние воспоминания ее детства были связаны с Петербургом, Таврическим садом, куда ее с братом-близнецом Юрой водила гулять бонна. Первая бонна была швейцарка, и дети даже молились по-немецки. Потом была француженка, и французский язык остался Татьяне Ивановне почти родным. Потом почти родным стал английский язык.
- Мой первый муж был американский еврей, очаровательный человек, юрист. Мне было 18 лет, ему - 26. Он закончил с отличием Корнельский университет, а потом учился в Кембридже. В то время американские юристы и священники часто ездили в Англию, чтобы приобрести английскую интонацию - уж очень некрасиво они говорили по-английски, - вспоминала Татьяна Ивановна, - в Нью-Йорке я прожила шесть лет. Окончила там школу журналистики при Колумбийском университете и колледж. В Америке играла в театре и даже стала там членом актерского профсоюза. В 1920-м году уехала, сказав моему мужу, которого нежно любила, что больше в Нью-Йорк не вернусь: город этот терпеть не могу. И вообще, я не полюбила Америку. С Беном мы остались лучшими друзьями.
Потом уже Татьяна Ивановна познакомилась в Париже с талантливым русским скульптором Дмитрием Цаплиным. Когда он скончался, французы написали: «Великого скульптора больше нет». Они встретились в 1930-м году, понравились друг с другу, а Татьяна Ивановна написала об этом Бену, и он приехал, чтобы познакомиться с ее будущим мужем.
В 1947-м году ее арестовали по статье 58, ч.1б «Антисоветская агитация». В ее деле было записано: говорит, что Сталин не заботится о простом пароде. Она действительно произнесла это при двух подругах, знает кто именно написал донос и давно ее простила.
В ссылке Татьяна Ивановна работала в Воркутинском театре, где встретила множество прекрасных актеров, отбывавших срок. Потом была городская библиотека, богатству которой позавидовала бы любая столичная.
2 апреля 1954-го года она освободилась, но ее не реабилитировали. По этой причине она не вернулась в Москву. Во Владикавказе (тогда еще Орджоникидзе) всего за полгода Татьяна Ивановна перевела книгу Уилки Коллинза «Женщина в белом». Так началась карьера переводчика.
- Во время войны в Новосибирске я наткнулась на эту книгу и забыла обо всем, читала ее день и ночь. В лагере решила: как только выйду на свободу - переведу. Героиня книги трудится и благодаря этому возвращается к жизни. Это совпало с моим ощущением: только благодаря тому, что усиленно работала в Заполярье, сумела выжить. Переводить «Женщину в белом» было колоссальным удовольствием. Особенно примечательным показалось, что рассказывают о преступлении шесть человек, и каждый говорит своим языком. Было очень интересно это передать, - вспоминала Татьяна Ивановна, - Свой перевод я предложила Детгизу, но Корней Иванович Чуковский заявил, что не желает уступать дорогу неизвестной даме. Он обожает эту книгу и хочет перевести ее сам. Но когда ему сообщили, что я вернулась из ссылки, Корней Иванович сказал: отступаю. Со мной заключили договор и за первое издание я получила 100 тысяч - в 56-м году это была астрономическая сумма! Когда поехала в кассу, взяла с собой двух мужчин. «Женщина в белом» до сих пор меня кормит: она переиздавалась 29 раз! Потом я перевела много очаровательных книг.
Татьяна Ивановна ввела в нашу страну Сименона. В 1960 году ей в руки попала его книга «Президент», и она, влюбившись от всей души в это произведение, пожелала, чтобы чувство ее разделяли соотечественники.
- Я после получила от Сименона письмо, написанное от руки, - вы понимаете, что это значит? Он очень хотел получить книгу в моем переводе, так как ему сказали, что моя работа одна из лучших. У нас завязалась переписка, и когда первый раз поехала в Швейцарию, мы познакомились и как-то сразу друг другу пришлись по душе, стали большими друзьями. Я ему пела. Ему это очень понравилось. Много раз Сименон приглашал меня в Швейцарию. Там у меня появилась друзья, прелестнейшие люди. Последний раз вышло очень смешно. Я приезжаю в посольство (а это было как раз после того, как упал южнокорейский самолет, и советским гражданам очень мало давали виз), выходит очаровательный молодой консул, спрашивает, давно ли я знакома с Сименоном... Отвечаю, что знаю его еще с 1930-х годов. Он пристально смотрит на меня: «О, мадам! Я понял, я все понял». И я получаю визу на три месяца. Выхожу на улицу, и только там понимаю, что он понял, и начинаю хохотать до упаду, потому что знала творца Мегрэ в 30-е годы только по книгам, а он заподозрил во мне старую любовницу Сименона!
На стене Татьяны Ивановны висит портрет Солженицына. «Я имею честь называть Александра Исаевича своим другом. Когда вышел «Один день Ивана Денисовича» мой муж, Василий Васильевич Сухомлин, написал рецензию в парижском журнале «О6серватер», а моя подруга, она парижанка, перевела эту книгу на французский язык. Солженицын приехал тогда с нами познакомиться. И мы не прерывали наших отношений», - говорила она.
В 1990 году одна за другой вышли две пластинки — старинные русские романсы, народные песни под гитару в исполнении Лещенко-Сухомлиной. Есть там и произведения собственного сочинения. Обе пластинки были распроданы молниеносно.
— Я отбирала репертуар всю жизнь. Очень страшно было не успеть записать пластинку: я пою то, что никто другой не поет, что исполняли мои мама и бабушка. Теперь это сохранится. Например, «Почему я безумно люблю». Знаете, с этим романсом вышла интересная история. Первый куплет и припев те, что пела мама. А второй-то куплет я забыла! Так придумала свои два - мысль помню. И, конечно, «Утро туманное» я пою так, как это написал Тургенев.
Когда-то, еще до войны, она купила в антикварном магазине на Мясницкой хорошую гитару работы знаменитого мастера Краснощекова. Тот инструмент Татьяна Ивановна подарила музею-лицею Пушкина, а гитару мастера Ивана Андреевича Ботова (наш отечественный Страдивари) передала в Эрмитаж. Татьяна Ивановне она досталась от Сергея Образцова. С этой гитары началось увлечение семьей Шереметевых.
- Инструмент был необыкновенно красив, и я допускаю, что мастер Батов, крепостной Шереметевых, делал его для Прасковьи Жемчуговой. Я специально работала в Ленинграде в архиве Шереметевых, написала работу об этой семье, по книга не издана — как подумаю, что надо общаться с издателями... Мне хочется, чтобы произошло так, как со второй книгой мемуаров.
А произошло следующее. В 1992 году вышла первая книга мемуаров - цвет мировой культуры собран на ее страницах. Том разошелся в считанные дни. С изданием второй книга случилась заминка.
- В издательстве предложили заключить договор, но предупредили: у нас распря, и книга выйдет только через 2-3 года. А мне очень много лет, я не могу так долго ждать. Отказываюсь и начинаю ждать чуда. И чудо происходит: в ноябре мне звонит приятный мужской голос. Это был Юрий Яковлевич Казаков, сообщивший мне, что «Кредобанк» будет издавать мою книгу. Он сказал: «Мы заботимся о сохранении и возрождении отечественной культуры, а вы часть ее». Понимаете, я часть культуры! Это прелестнейшие люди, и вы, пожалуйста, отметьте это - президент банка, молодой, изумительный Юрий Васильевич Агапов и очень обаятельный Юрий Яковлевич Казаков, бывший полярный летчик, воскресили меня, когда уже совсем пала духом! Это же меценаты будут издавать книжечку моих стихов и два романа - перевод Сименона.
- Когда умер мой муж Василий Васильевич Сухомлин, одна женщина, встретив меня вскоре после этого на улице сказала: «От вас раньше шло сияние. Что с вами случилось?». Мне казалось, что с его смертью кончилась и моя жизнь, но мне было отпущено долгое будущее.
Василий Васильевич Сухомлин - энциклопедист, владевший одиннадцатью европейским языками, знавший французский, как русский, происходил из семьи народовольцев. Он сам студентом отведал сибирской каторги, откуда бежал в Италию; был видной фигурой эсеровского движения.
Осенью 1956 года в Большом зале Консерватории праздновали 50-летие Дмитрия Шостаковича. Борис Пастернак прислал Татьяна Ивановне билет. Со своего места в партере она увидела в первом ряду наполовину седого, очень элегантного, отличного от всех пожилого человека. В антракте их познакомили, а после концерта он попросил разрешения проводить ее. Через три месяца они были женаты, и им обоим казалось, что всю жизнь он прожили вместе.
- Он был несравненно умнее, эрудированнее меня, за всю жизнь я не встречала человека лучше, значительнее его. Он очень обогатил мою жизнь. Это было после лагеря, когда я никак не могла, вновь обрадоваться жизни - чувство счастья ушло, все было убито Воркутой. Василий Васильевич вернул мне это чувство. Для меня это был третий брак, и для него не первый. Его вторую жену звали Сюзанна, и мы очень подружились. Она была очаровательная, похожая на седую маркизу. Сухомлин сказал мне однажды, что никого не любил с такой нежностью. До Василий Васильевича я не знала, что можно вот так жить, какую минуту ощущая счастье быть рядом с этим человеком. Если бы он стал калекой, я бы ползала по полу, чтобы ему было удобно и хорошо. Мне каждую минуту хотелось сделать его счастливым. я только тогда поняла, что такое настоящая любовь. Это не то, что было раньше. Это любовь, которая проникает в самую вашу глубину, и каждая частица ваша кровинка крови любит этого человека, им восторгается, и понимает, за что любит, а если было бы не за что, то все равно любила бы.
Несколько лет назад Татьяна Ивановна, обобщив богатый личный опыт, сформулировала советы - отдельно женщинам, отдельно мужчинам. Они были широко опубликованы. Мужчины восприняли пожелания в свой адрес холодно. Зато относительно рекомендаций дамам проявили редкое единодушие: вот если бы моя жена делала так, как вы советуете! Благодарностям от женщин не было числа.
- Недавно выходила замуж дочка знакомых, прелестная, очаровательная девушка. Я спрашиваю: ты очень его любишь? Мы, Татьяна Ивановна, отвечает совсем другие. Мы любим, чтобы любили нас. Растет какой-то этом. Мне почему-то кажется, что в мое время романтики было больше. Мы, хотя это может быть и неправильно, никогда не придавали значения сексу. Интимные отношения были окутаны тайной - прелестной, чарующей, в этом была привлекательная сторона.
Она жила в крошечной квартирке рядом с «Соколом». Пишет третью книгу воспоминаний, ждет, когда найдется желающий записать третий диск песен в ее исполнении. «Вы знаете, мне постоянно что-то дарят - холодильник подарили, торшер. Приносят яблоки конфеты, свеклу. Я их очень люблю!».
Несмотря на лагерный опыт, она не боялась дружить с А. Солженицыным, переводчиком К. Богатыревым, опальными поэтами Е. Евтушенко и А. Вознесенским. Она принимала участие в судьбе Бориса Пастернака, когда началась травля после присуждения ему Нобелевской премии. О себе она писала: «Я душевно жалею людей – именно скорее жалею, чем люблю. Я благожелательна и приветлива органически – это во мне независимо от воспитания – я такой родилась». Неиссякаемый оптимизм и жизнелюбие этой женщины помогло ей пережить все столько глубоких падений, а доброжелательность к людям – взлеты судьбы. В 1992 году Татьяна Ивановна завершила книгу воспоминаний «Долгое будущее», а 10 декабря 1998 года она скончалась. Ее похоронили на кладбище в Переделкино, Москва, рядом с могилой мужа.
Жизнь Татьяны Ивановны во многом нашла отражение в «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицына, где ее рассказы и истории служили поправками для создания этой книги. Что же касается ее воспоминаний о Воркуте, то ее рукописи находятся в Воркутинском краеведческом музее.
